Десять лет спустя - Страница 8

— Во-овчи-ик! — заорал мужик. — Эй, Пятница, Вовчик приехал!

— Привет, Леха, — сердечно сказал Ульянов. — Это мой друг Бени, малый не без достоинств.

Едва войдя в квартиру, Ульянов почувствовал густой запах готовящейся баранины. Леха провел гостей в кухню, там Осип Пятницкий огромным охотничьим ножом шинковал чеснок. Хотя дзеренина и напоминает баранину, Ульянов слишком хорошо разбирался в мясе, чтобы его можно было так «лечить».

— Что это вы тут готовите? — иронически спросил он.

— Рыночную баранину?

— Увы! — виновато улыбнулся Пятницкий.

— А где лось?

— Лось в лесу.

— Ясно! В следующий раз,чувствую, придется мне пойти с вами. Видишь, Бени? Ты говоришь: «Царя убить!» Эти люди даже лося убить не могут. Знаю я этих охотников. Налакаются рому и ходят по лесу вприсядку, даже ружье зарядить забудут. Куда ездили-то хоть?

— В Саблино, — ответил Леха.

— Хорошо еще, что вам там пизды не дали. У меня в Саблино сестра живет, так что в следующий раз поедем вместе.

— Лося нам подстрелить не удалось, — сказал Леха. — Зато самогоночки мы там приобрели славной. Хотите попробовать?

— Да, кстати, мы ведь тоже не одни! — вспомнил Ульянов и вручил Лехе свой пакет. — Мы с «Ерофеичем».

— «Ерофеич» — есть «Ерофеич», а самогон — есть самогон! — философски заметил Леха. — Восемдесят градусов!

— Ну-ка налей нам по стаканчику! — не выдержал Ульянов.

Леха наполнил два стакана мутноватой жидкостью.

— Бени, это надо пить залпом, — объяснил Ульянов и сразу подал личный пример. — Отличная штука!

Бени понюхал стакан, зажмурился и медленно, не без труда выпил. Он тут же сел на стул и молча протянул руку в поисках какого-нибудь «запивона». Леха быстро открыл зубами бутылку пива. Ульянов достал из кармана пачку папирос. Заметно покрасневший Бени сделал несколько глотков и закурил.

— Как сказал бы Лева Бронштейн, у тебя морда лица стала как жопа у макаки! — засмеялся Ульянов. — Ну, а как вообще жизнь, ребята? Федор в городе?

— Ну, а где же ему еще быть! — ответил Леха.

Ульянов удовлетворенно кивнул головой и задал новый вопрос.

— Леха, ты, как я слышал, сидел?

— Четыре месяца в «Петропавловке».

— Пиздили?

— Да не особенно.

«То есть, как-то, все-таки, пиздили!» — отметил про себя Ульянов, а вслух спросил:

— А сейчас чем занимаешься? Пишешь чего-нибудь?

— Начал писать большой роман. Думаю назвать его «Мать».

— Про индейцев? — оживился Ульянов.

— Да, нет, — удивился Леха. — Про рабочее движение.

Ульянов сокрушенно покачал головой.

— Про рабочее движение следует писать теоретические работы, а для привлечения внимания читателей к этим работам, мы должны печатать в нашей газете роман про индейцев… Ты только, Леша, не расстраивайся, — Ульянов дружески похлопал Горького по плечу. — Я, конечно, дам твоему роману хороший отзыв, напишу, что это очень нужная своевременная книга… Ну, а что Федор поделывает?

— Поет, — ответил Леха.

— Гм, поет! — усмехнулся Ульянов. — Кстати, Пятница, баранина скоро будет готова?

— Минут через пятнадцать.

— Я тогда, пожалуй, пойду посру, — сообщил Ульянов.

— А, заодно, ознакомлюсь с твоим, Леха, романом. Разумеется, если ты не возражаешь.

— Ну, что ты, Вовик! — засуетился Леха. — Я мигом!

Он куда-то убежал и вскоре вернулся с пачкой отпечатанных листков. Ульянов деловито просмотрел рукопись и отправился с ней в уборную.

Отсутствовал он довольно долго. Пятницкий тем временем заправил баранину чесноком, выложил в миску соленые огурцы и сообщил, что все готово, и пора перебираться в гостиную.

Леха внезапно вспомнил, что он забыл повесить туалетную бумагу в уборной. Схватив рулон, он выскочил в коридор, но там сразу натолкнулся на удовлетворенного Ульянова.

— С облегчением, Вовочка! — поздравил Леха товарища.

— Только там, кажется, не было туалетной бумаги.

— Не беда! — ответил Ульянов. — Я воспользовался твоим романом. Надеюсь, у тебя есть другая копия.

— Да-да, — упавшим голосом ответил Горький.

— Не сердись, дружище, — сказал Ульянов. — Своими действиями я только лишний раз подтвердил тезис об исключительной своевременности твоего романа!

— Тебе не понравился мой роман?

— Роман твой, Леха, — полное говно! — с большевистской прямотой и откровенностью сказал Ульянов. — Чтобы хорошо писать, нужно много работать, а ты слишком много бухаешь!

— Но ведь Достоевский…

— Но ты же не Достоевский!

Горький потупился, но не обиделся. Он, вообще, никогда не обижался на Ульянова. Ни один серьезный и требовательный к себе писатель не мог обижаться на ульяновскую критику, какой бы беспощадной она не была. Объяснялось это очень просто: Ульянов блестяще разбирался в литературе, а любой подлинный писатель всегда чувствует и ценит настоящего читателя.

Вскоре четверо друзей уже сидели за столом в гостиной и завтракали.

Первым делом, конечно, врезали по стакану самогона «за знакомство». Закусывали весьма бодро. Ульянов положил себе на тарелку солидную порцию бараньей грудинки и расправлялся с ней с завидной энергией. В конце он с аппетитом высосал мозги из трубчатых костей, принял стакан самогона, налил себе пива и с наслаждением закурил папиросу.

— Попробуйте еще вот этот кусочек от задней части, Владимир Ильич, — вежливо предложил Пятница.

— Конечно, конечно, — заверил Ульянов. — Только вот перекурю… Бени, ты как сегодня — держишь удар?

— Я в порядке, — ответил Бени, опасливо поглядывая на огромную бутыль с мутноватой жидкостью.