Десять лет спустя - Страница 7

Через четверть часа все трое уже сидели в гостиной за чашкой крепкого утреннего чая. Бени имел страшно помятый вид и даже чай пил с трудом. Быстро допив свою чашку, Ульянов сказал:

— Одевайся, Бени. Мы идем к Лехе.

— К какому Лехе?! — запричитала Крупская. — Ты посмотри, до чего ты довел юношу. Ему необходим отдых. Да и тебе тоже.

— Некогда отдыхать, бабуля! — решительно сказал Ульянов. — Революция!

Бени ощущал острую потребность в пиве, поэтому его долго уговаривать не пришлось. Не прошло и пяти минут, как он уже был в своем длинном черном пальто и цилиндре. Ульянов набросил легкий плащ поверх своего серого костюма, надел кепку, и приятели вышли на Невский проспект.

Если не считать мимолетного нелегального посещения в 1900 году, Ульянов уже десять лет не был в Санкт-Петербурге. Теперь он испытывал состояние восхитительной эйфории от новой встречи с этим городом, который был для него любимым и почти родным. Ульянов видел приметы нового века: электрифицированные здания, телефоны, первые автомобили; но все это было второстепенно, а главное оставалось прежним. Что именно являлось главным, Ульянов затруднился бы сформулировать, но он чувствовал, что этот город содержит в себе огромные архитектурные и духовные богатства и является величайшим и ни с чем не сравнимым произведением гениального зодчего — русского народа. Еще правильнее было бы сказать, что Ульянову и не нравились достижения ХХ века. Он уже достиг того возраста, когда людям становятся дороги воспоминания. Он уже не способен был полюбить новое, а потому не принимал в полной мере ни Женеву, ни Вену, ни Лондон. Понятие City для него всегда ассоциировалось с Санкт-Петербургом девяностых годов ушедшего века. Умом он понимал значение технического прогресса, но сердце его навсегда осталось там, где он любил Арину и пил пиво у доброго старого Прадера.

— Судя по твоему виду, Бени, — говорил на ходу Ульянов. — Нам совершенно необходимо навестить Льва Абрамовича.

— А это кто? — спросил Бени.

— Он был вчера у Александры.

— Там было очень много людей. Я всех не запомнил.

— Зато ты запомнил Анжелику! — усмехнулся Ульянов.

— О, да! — пылко воскликнул юноша.

— Ну и как успехи?

— Пока никак.

— В таких делах следует сразу брать быка за рога, а точнее корову за вымя, — назидательно сказал Ульянов. — Впрочем, в твои годы мне также не хватало динамики в этом вопросе.

На углу Невского и Знаменской они вошли в магазин, над дверями которого красовалась табличка с надписью: КАСКАД И СЫН КРЕПКИЕ НАПИТКИ За прилавком стоял сам Лев Абрамович. Сыновей у него не было. В этом деле, основанном его отцом, Лев Абрамович сам был «сыном». С тех пор прошло сорок лет, но вывеска сохранилась. Обычно Лев Абрамович все делал сам. Лишь изредка он нанимал временных помощников. Когда же ему требовалось ненадолго отлучиться, он, как правило, договаривался с Александрой, и в магазине хозяйничала Анжелика.

Лев Абрамович нисколько не удивился, увидев Ульянова.

— Святой Моисей! Доброе утро, Владимир Ильич! Признаться, не сомневался, что нынче утром увижу вас здесь. Приветствую и вас, юноша! Открыть вам по бутылочке пива?

— И как можно быстрее, дорогой Лев Абрамович, спаситель вы наш! — сказал Ульянов, потирая руки.

Ульянов залпом выпил бутылку пива, смачно отрыгнул, извинился, а затем, переведя дух, попросил еще одну бутылочку, и на сей раз пил уже не спеша, хотя по-прежнему с большим удовольствием. Бени почти не отставал.

— К Лехе, небось, направляетесь? — осведомился Каскад.

— Вы сегодня утром поразительно догадливы, милейший Лев Абрамович! — ответил Ульянов.

— Мой вопрос задан неспроста, — сказал Каскад. — Если вы собираетесь к Лехе, могу порекомендовать прихватить с собой пару бутылок «Ерофеича». Последнее время это их с Пятницей любимый напиток.

— Что-то я не знаю такого напитка, — удивился Ульянов.

— Это новинка прошлого сезона, — улыбнулся Лев Абрамович, снимая с полки сразу две бутылки с хитроватым дедулей на этикетке. — Сорок градусов. Вкус специфический. Под дзеренину, я думаю, пойдет.

— Пожалуй, возьмем, — сказал Ульянов.

— Я бы сегодня ограничился пивом, — осторожно подал голос Бени.

— Пивом голову не обманешь! — поучительно отметил Ульянов. — Заверните нам, пожалуйста, четыре бутылочки этого самого «Ерофеича», Лев Абрамович.

— Святой Моисей! С превеликим удовольствием, Владимир Ильич! Заходите почаще.

— Обязательно! Ну а как, вообще, идет торговля?

— Да не жалуюсь, Владимир Ильич, не жалуюсь. Торговля спиртным, я вам скажу, — самый стабильный бизнес. Мир, война, революция, потоп — все одно: человеку требуется выпить. Ко мне приходят социал-демократы и анархисты, педерасты и монархисты. Даже от самого императора посылают ко мне за портвейном.

— Да, этим господам без портвейна никак не обойтись!

— Да за этих-то сволочей волноваться не приходиться. Другое дело — вы, Владимир Ильич. Давно хотел вас предостеречь: опасными делами занимаетесь!

— Опасно быть евреем, Лев Абрамович, а делами заниматься неопасно! — афористично ответствовал Ульянов.

Каскад с сомнением покачал головой.

— Всего хорошего, Лев Абрамович! — попрощался Ульянов. — Пошли, Бени.

— Большой привет Лехе! — отозвался Каскад.

Несколько минут спустя приятели вошли в один из подъездов ничем не примечательного здания, на котором впоследствии благодарные потомки повесили мемориальную дощечку, дабы увековечить событие, нами сейчас описываемое. Друзья позвонили в квартиру No 29, и дверь им открыл крепкий, высокого роста мужик, слегка похожий на обезьяну.