— Здравствуйте, Ник! — обрадовался Ульянов. — Очень рад вас видеть.
— Взаимно, Владимир Ильич! Здравствуйте, Надежда Константиновна!
— Это Бени, — представил юношу Ульянов. — Наш итальянский товарищ.
— Очень приятно… Николай… Я чувствовал, Владимир Ильич, что вы приедете этим поездом. Вчера я навел справки: в меблированных комнатах «Сан-Ремо» есть свободные номера. Если вы не возражаете…
— «Сан-Ремо»? — переспросил Ульянов. — М-м, ну что ж, пожалуй.
Буренин предложил «закинуть» Крупскую с вещами в «Сан-Ремо» («Пусть Надежда Константиновна отдохнет с дороги!»), а затем отправиться на Преображенское кладбище — посетить могилы рабочих, расстрелянных в «кровавое воскресенье». При этом Ник заговорщически подмигнул Ульянову, и тот поспешил согласиться.
Час спустя, оставив Крупскую в меблированных комнатах, Ульянов, Буренин и Бени вышли на Невский проспект. Бени восторженно озирался по сторонам, а Ник посвящал Ульянова в свои планы.
— Вы, кажется, знаете Александру Коллонтай, Владимир Ильич?
— Конечно знаю, — ответил Ульянов. — Отличная баба!
— Так вот сегодня у нее собирается хорошая компания, и сейчас мы туда направляемся.
— А они что, начинают прямо с утра? — удивился Ульянов.
— Разумеется! — ответил Ник. — Мы собираемся специально по случаю вашего приезда.
Александра Коллонтай проживала на Николаевской улице. Ульянов познакомился с ней в тот же самый памятный день 20 мая 1900 года. Тогда на квартире В. Ф. Кожевниковой Ульянов встретился с петербургскими социал-демократами. Компания подобралась веселая: Горький, Пятницкий, Воровский, Красин, Кржижановский и многие другие, в том числе Коллонтай. Там случилась история, о которой следует рассказать особо, так как она заметно подняла авторитет Ульянова в среде питерских марксистов.
Выпив и закусив, молодые люди, как водится, заговорили о политике. После того как были обсуждены национальные проблемы в австрийской империи и бурное экономическое развитие Соединенных Штатов, разговор стал принимать более опасный характер. Уже коснулись гиблого еврейского вопроса, уже готов был прозвучать вечный тост «за свержение режима», но тут положение спас Максим Горький. Он вспомнил, как в детстве видел одного бурлака, который в пьяном виде клялся, что может выпить бутылку водки без помощи рук.
— Правда, — заметил в заключение Горький, — бурлак при мне не демонстрировал своего искусства.
— А что! — воскликнул Глеб Кржижановский. — Не перевелись ведь еще на Руси богатыри!
Вслед за этими словами он схватил зубами за горлышко стоявшую перед ним поллитровку, положил ее на край стола и даже успел сделать несколько глотков, прежде чем бутылка упала на пол. Затем последовали другие попытки (благо, поллитровок на столе было вдоволь!), но ни Воровскому, ни Красину, ни даже самому Льву Давидовичу Бронштейну не удалось достичь сколько-нибудь заметного успеха.
Последним за дело взялся Ульянов. Он спокойно открыл очередную поллитровку, затем заложил руки за спину и зубами оторвал бутылку от стола. Резким движением откинув голову назад, Ульянов придал бутылке вертикальное положение. Когда вся водка перелилась ему в глотку, Ульянов спокойно поставил пустую бутылку на стол и сдавленным голосом произнес:
— Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.
Все (особенно Коллонтай) застыли в немом восторге. Остаток вечера Александра усиленно строила Ульянову глазки, но присутствие Крупской мешало нашему герою «разорвать дистанцию» с этой молодой и очень недурной особой.
С тех пор прошло пять лет. За эти годы Ульянов и Коллонтай несколько раз виделись в Женеве, и преданная революции Александра даже выполняла отдельные поручения нашего героя.
Дочь царского генерала и крестница киевского генерал-губернатора Драгомирова, получившая прекрасное воспитание, Александра Михайловна Коллонтай часто и подолгу жила за границей, в совершенстве владела французским и английским языками, свободно объяснялась по немецки. Ее первым мужем был офицер-дворянин, с которым она разошлась по принципиальным (возможно, по политическим) соображениям. Освободившись от тяготивших ее семейных уз, эта бесспорно незаурядная женщина с головой ушла в революцию.
Ульянов знал, что в конце 1904 года Александра Коллонтай возвратилась в Санкт-Петербург. И вот именно сегодня, по случаю приезда Ульянова, она устраивает у себя собантуй. Мужское самолюбие нашептывало нашему герою, что это не случайность.
— Очень красиво, — расхваливал между тем Бени Невский проспект.
— Я же тебе говорил, — отозвался Ульянов. — Это еще не самые красивые места, да и время года сейчас не лучшее. Когда-нибудь мы погуляем с тобой по Питеру в белую ночь!
— И сейчас очень красиво!.. А куда мы идем? — внезапно спохватился Бени.
— Бухать, — коротко ответил Ульянов.
— Бу-хать?.. А это как?
— «Бухать» — это синоним глагола «выпивать»… Не совсем, правда, литературный.
— Бу-хать?
— Да, бухать. Не исключено, что этот глагол образован от имени древнеримского бога Бахуса — покровителя виноделия.
— А-а… А куда мы идем бухать?
— К одной нашей знакомой. Вероятно мы встретим там немало друзей и единомышленников.
— В России ходят в гости и бухают по утрам? — спросил Бени, посмотрев на часы.
— В России иной раз всю ночь стоят на ушах, — ответил Ульянов.
— Разве русские могут стоять на ушах? — удивился Бени.
— Это просто выражение такое — «стоять на ушах», — терпеливо объяснил Ульянов. — Оно означает «весело проводить время, круто бухая».